ДАМАСКИЙ

    ДАМАСКИЙ (Δαμάσκιος) (ок. 462, Дамаск - после 538 н. э.), философ-платоник, последний схоларх (диадох) Афинской школы. Принадлежал к привилегированному социальному слою, что было обычно для интеллектуалов-язычников поздней античности. Учился риторике в Александрии под руководством Теона и потом (по хронологии Р. Асмуса и Л. Вестеринка) несколько лет преподавал ее в Афинах (ок. 482/83-491/92). В то же время Д. был вхож в кружки платоников в Александрии (вдова Гермия Эдесия, ее сыновья Аммоний и Гелиодор, Асклепиодот, Исидор и др.) и в Афинах, где он застал Прокла. Под влиянием Исидора Д. постепенно оставляет преподавание риторики и обращается к философии; изучает математику у Марина и слушает лекции по философии Зенодота. Исидору Д. обязан диалектической искушенностью, у Гелиодора и Аммония изучает Платона и астрономию Птолемея. С Исидором Д. совершает восьмимесячное путешествие по Сирии вдали от христианизированных городов.
    При Дамаскии происходит последний расцвет Афинской школы: его комментарии не только свидетельствуют о высоком уровне преподавания, но и предполагают очень высокий уровень слушателей. В 529, после эдикта имп. Юстиниана, Д. был вынужден прекратить преподавание и в конце 531 с шестью платониками, «высшим цветом философов» (по замечанию Агафия, из чьей «Истории» (II 28-32 Keydel) известен этот эпизод), отправляется из Афин ко двору персидского царя Хосрова I (восшедше-го на трон 13 сентября 531), чьим покровительством пользуется до конца 532, когда Хосров, заключив «вечный мир» с Юстинианом, добился для философов-язычников разрешения обретаться в пределах Византийской империи, не подвергаясь преследованиям за свои убеждения (по версии М. Тардье, поддержанной И. Адо, к Хосрову отправился один Д., который и добился внесения соответствующей статьи в текст мирного договора).Относящаяся к 538 надгробная плита из Эмесы (в Сирии) с эпиграммой, которую Палатинская антология (VIII 533) приписывает философу Дамаскию («Прежде Зосима была рабой одному только телу; но и от тела теперь освободилась она»), - последнее хронологическое указание, относящееся к Д.
    Д. так или иначе комментировал сочинения Аристотеля: «Категории» (предположение Л. Вестеринка на основе Simpl. In Cat. 9, 4-13, 26), «Физику» (ср. Simpl. In Phys. 601-645, 773-800, где приводит фрагменты трактата «О числе, месте и времени»), «О небе» (важнейшие рукописи комментария к трактату «О небе», изданному Хайбергом в CAG VII под именем Симпликия, атрибутируют I кн. Д.), «Метеорологию» (ср. Jo. Philop. In Meteor. 44, 21-36), хотя нельзя сказать, были ли у Д. записанные комментарии к этим текстам. Д. толковал Платона: «Алкивиада I» (ссылки у Олимпиодора In Ale. I, из которых видно критическое отношение Д. к толкованию Прокла); «Федра», «Софиста», «Тимея», «Государство», «Законы» - ссылки в дошедших сочинениях самого Д.; «Федона» - дошла серия записанных слушателями толкований, восходящая к двум курсам Д., посвященным этому диалогу; «Филеба» - дошла серия толкований, записанная слушателем второго курса к «Федону»; «Парменида» - текст дошел без толкования первой предпосылки. Помимо этого Д. толковал «Халдейские оракулы» (указания самого Д.), т. е. восстановил всю систему преподавания философии в Афинской школе; трактат «О первых началах» (отсутствует заключительная часть) представляет собой разработку иерархии бытия, восходящего к вышебытийному, в жанре «затруднений и разрешений»; «Жизнь Исидора» - разросшийся в «философскую историю» (Суда) традиционный энкомий учителю, ценнейший источник сведений о философской жизни Александрии и Афин с конца 4 в., известный по выдержкам в «Библиотеке» Фотия и в словаре Суда); «О невероятном» -собрание историй о чудесных явлениях в 4-х кн., известное по заметке Фотия.
    Как в трактате «О первых началах», так и в комментариях Д. стремится выявить принцип построения иерархии универсума и дать ее детальное изложение. Одна из основных мыслей Д. - невозможность показать, почему и как низшее происходит от высшего. О высшем начале мы не можем сказать ничего, что относилось бы к нему самому, а не к нашим догадкам и предположениям. Следует признать абсолютную невыразимость первого начала, единственное представление о котором можно было бы составить по аналогии с первым членом триады «пребывание-исхождение-возвращение» (но при этом вся триада в целом уже должна быть его проявлением); само оно - как неисходящее (ἀπρόιτον) - могло бы быть названо пребывающим, но исшедшее от него также следует признать пребывающим (De princ. I 129, 16-26). Исходящее от него - первое, о чем мы можем что-то сказать, - есть единство трех ипостасей (τρεῖς αὗται ὑποστάσεις): единого-многого, много го-единого и объединенного; это объединенное, которое есть бытие, или сущность, как неразличимое смешение единства и множества можно назвать единственным сыном, первейшим из всех порождений (И 55, 1-5). Но его бытие не есть ни бытие как полнота всех родов (ср. Плотин), ни бытие как одна из категорий платоновского «Софиста» (II 56, 15-18), потому что все это — в более низкой сфере. Это проявление невыразимого первоначала есть простое бытие всех сущих, единое всех многих и объединенное всех разделенных (II 58, 6-9). Как таковое оно есть первое умопостигаемое и первый член триады «бытие-жизнь-ум».
    При рассмотрении сферы ума Д. в основном следует Проклу. Но концепция души у Д. - вполне оригинальна. Д. развивает ее в ходе толкования 3-й предпосылки «Парменида». В отличие от Плотина, который признавал субстанциальное единство отдельных душ с мировой душой, и от Ямвлиха, учившего о разрядах душ, по-разному причастных мировой душе, существенно меняющейся при переходе от сферы бытия к становлению, Д. считал, что индивидуальная человеческая душа, оставаясь нумерически единой и в этом смысле тождественной себе, есть единственная сущность, вольная изменить себя самое, т. е. обладающая не только самодвижностью, но и самоопределением в пределах данного ей вида бытия (εἶδος τῆς ὑπάρξεως), и в этом смысле она является центральным звеном всей иерархии универсума, объединяя его как в его вышебытийных истоках, так и в чувственно-материальном рассеянии.
    Вполне оригинально у Д. толкование «Парменида»: в отличие от Плутарха, Сириана и Прокла, но до известной степени возвращаясь к Амелию, Порфирию и Ямвлиху, он считал, что реальность иерархически устроенного бытия отражают не только первые пять предпосылк, но и последние четыре (6-я посылка: чувственно воспринимаемое как образец, 7-я:
    предел ослабления его единства, 8-я: чувственно воспринимаемое как подобие, 9-я: предел нарастания его инаковости).
    Оригинальна также концепция места (отличаемого Д. от положения, которое изменяется при движении) как неразделимой с телом и определяющей его силы, дающей телу как его собственную структуру, так и его включенность в структуру телесного в целом; и времени, соотнесенного с местом, но определяющего не сосуществование тел, а обеспечивающего всю упорядоченную последовательность их изменений, будучи всякий миг всецелой проявленностью прошлого, настоящего и будущего и тем самым являясь моментом «вечности» в становлении.
    Сочинения Д. практически не были известны в Средние века. Впервые его тексты вызвали интерес и понимание в 15 в. у кардинала Виссариона Никейского, в библиотеке которого оказался трактат «О первых началах» и комментарий к «Пармениду» (Cod. Marc. Gr. 246); многочисленные копии этих текстов появляются вплоть до 17 в. Философия Д. была в поле зрения В. Г. Теннемана (в его руководстве по истории философии, 1812), она анализируется в историях Александрийской школы Ж. Симона (1845) и Е. Вашро (1846), в «Философии греков» Э. Целлера (1852). Специальный интерес к Д. возникает после издания Рюэлем «Первых начал» и комментария к «Пармениду» (1889). Современное представление о Д. складывается на основе «Жизни Исидора», реконструированной трудами Р. Асмуса, Р. Анри и Кл. Цинцена, и благодаря изданиям его текстов Л. Вестеринком. О всплеске интереса к Д. свидетельствует помимо ряда изданий его текстов и конференций почти одновременное появление сразу двух новых переводов на французский его основного фундаментального и крайне сложного труда «О первых началах» (М.-К. Гальперин 1987 и Ж. Комбес 1986-1891).
    Соч.: Sambursky S. The concept of Place in Late Neoplatonism. Texts with Transi., Introd. and Notes. Jerusalem, 1982, p. 83-95 (фрагм. трактата «О числе, месте и времени»); Lectures on Philebus wrongly attributed to Olympiodorus. Ed. by Westerink. Amst, 1959; The Greek Commentaries on Plato's Phaedo. Vol. 2. Damascius. Amst.; Oxf.; N. Y., 1977; Damascius. Commentaire du Parmenide de Platon. Texte et par L. G. Westerink, introd., trad, et annot. par J. Combes et al. T. 1—4. P., 1997-2003; Dubitationes et solutiones de primis prin-cipiis. In Platonis Parmenidem, éd. Ch.-E. Ruelle. Vol. 1-2. P., 1889-1899 (repr. Brux., 1964); Traité des premiers principes. Texte et. par L. G. Westerink et trad, par J. Combes. Vol. 1-3. P., 1986-1891; Des premiers principes. Apories et résolutions. Trad, par M.-Cl. Galperine. Lagrasse, 1987; Vitae Isidori reliquiae. Ed. C. Zinzen. Hldh., 1971; Athanassiadi P. (ed.). Damascius. The Philosophical History. Ath., 1999. Рус. пер.: Дамаский Диадох. О первых началах: Апории, относящиеся к первым началам, и их разрешение; Комментарий к «Пармениду» Платона. Изд. подг. Л. Ю. Лукомский и Р. В. Светлов. СПб., 2000.
    Лит.: Ruelle Ch.-E. Le philosophe Damascius. P., 1861 ; StrömbergR. Damascius, his personality and significance, -Eranos 44,1946,p. 175-192; WesterinkL. G. Damascius commentateur de Platon, - Le Néoplatonisme. P., 1971, p. 253-260; Combes J. Études néoplatoniciennes. Neuchatel, 1973. Grenoble, 19962; Idem. Damascius lecteur du «Parmenide», - ArchPh 38, 1975, p. 33-60; Steel С G. The changing self. A study on the soul in later Neoplatonism: Iamblichus, Damascius and Priscianus. Brux., 1978, p. 77-119; Tardieu M. Les paysages reliques. Routes et haltes syriennes D'Isidore à Simplicius. Louvain; P., 1990 (c. 19-69: о сирийском путешествии Дамаския и Исидора); Brisson L. Damascius et l'Orphisme, - Orphisme et Orphée, en l'honneur de Jean Rudhardt. Gen., 1991 (repr.: Orphée et l'Orphisme dans l'Antiquité gréco-romaine. Aldsh., 1995); Hoffman Ph. Damascius, - DPhA II, 1994, p. 541-593.
    Ю. А. ШИЧАЛИН

Смотреть больше слов в «Античной философии»

ДАМОН →← ДАВИД ФЕССАЛОНИКИЙСКИЙ

Смотреть что такое ДАМАСКИЙ в других словарях:

ДАМАСКИЙ

(Damaskios, Damascius) — греч. философ. Род. в Дамаске около 470 г. по Р. X.; учился в Александрии и Афинах; был последним преподавателем неоплатон. фи... смотреть

ДАМАСКИЙ

Дамаский (Damaskios, Damascius) — греческий философ. Род. в Дамаске около 470 г. по Р. X.; учился в Александрии и Афинах; был последним преподавателем неоплатонической философии в Афинской академии, после закрытия которой в 529 г. отправился в Персию, где был радушно принят Хозроем. Из его сочинений Копп изд. "Quaestiones de primis principiis" (1826). Ср. Ruelle, "Le philosophe D., etude sur sa vie et ses ouvrages" (1861).<br><br><br>... смотреть

ДАМАСКИЙ

ДАМАСКИЙ          (p. между 458—462 — ум. после 538), греч. философнеоплатоник, последний схоларх платоновской Академии. Учился в Александрии и Афин... смотреть

ДАМАСКИЙ

Точная дата рождения Дамаския неизвестна. Он учился риторике в Александрии и философии в Афинах, где еще застал Прокла, преподававшего до начала 480-х годов. Одно время Дамаский был преподавателем риторики, но, осознав свое истинное призвание, стал заниматься математикой под руководством Марина, слушал курсы по философии Зенодота. Очевидно, решающим для философского обращения Дамаския оказалось влияние Исидора. Составленное Дамаскием «Жизнеописание Исидора» (его фрагменты сохранены Фотием и у Суды) представляет собой своего рода историю афинской школы платонизма с конца IV века н.э., а также содержит сведения о философии в Александрии, куда Дамаский вновь перебирается и где читает с Аммонием Платона и Птолемея. «Жизнь Исидора», как и другое сочинение Дамаския, «О невероятном», полна историями о чудесных и фантастических явлениях. Дамаский считает, что уже Платон, говоривший о философском неистовстве ( — «Пир», 218Ь), объединил в одно философию и теургию, и сам он, признавая, что среди платоников были преимущественно философы (Плотин, Порфирий и многие другие), вместе со своим учителем и ближайшими предшественниками стремится объединить философию и гиератическое искусство. Дамаский живет в эпоху все более решительного преследования язычников христианами и испытывает к последним вражду и презрение. Дамаский возглавляет школу в Афинах после Зенодота и читает здесь курсы аристотелевской и платоновской философии. По упоминаниям в сочинениях самого Дамаския, а также по ссылкам и эксцерптам у других авторов можно заключить, что он комментировал «Категории», «О небе» (I книга комментария Симпликия к этому трактату фактически принадлежит Дамаскию), «Метеорологику» Аристотеля, «Алкивиада I», «Федра», «Софиста», «Тимея», «Государство» и «Законы» Платона, а также «Халдейские Оракулы». До нас дошли также приводимые Симпликием в комментарии на «Физику» выдержки из трактата Дамаския «О числе, месте и времени», свидетельствующие о его чрезвычайной тонкости и философской самостоятельности в разработке этих понятий. В частности, Дамаский выделяет два вида времени: одно время постоянно течет, другое же является как бы самим принципом временности, благодаря которому время никогда не исчезает: как вечность обеспечивает пребывание в бытии, так этот другой вид времени обеспечивает пребывание в становлении и порядок частей времени, т.е. прошедшего, настоящего и будущего. Полностью или большей частью сохранились комментарии Дамаския к «Федону» (в двух редакциях), «Филебу», «Пармениду» и трактат «О первых началах». В комментарии к «Федону» чрезвычайно интересна иерархия добродетелей — наиболее полная разработка этой традиционной для платонизма проблематики. Дамаский выделяет добродетели природные, нравственные, гражданские, катартические, теоретические, парадигматические и гиератические, по поводу последних специально замечая, что заслуга в их разработке принадлежит школе Прокла. Комментарий к «Филебу» также позволяет представить разработку этого диалога в утерянном комментарии Прокла, но и здесь Дамаский отличается самостоятельностью. Для Дамаския целью диалога является не благо, к которому стремится вся сфера умопостигаемого, но благо, которое доступно всем существам, наделенным жизнью: это благая жизнь, которая есть смешение знания и удовольствия. Точно так же в комментарии к «Пармениду» Дамаский в основном следует Проклу, что не мешает ему критически относиться к нему и подчеркнуто проявлять свои симпатии к Ямвлиху. Уровень философствования Дамаския показывают, что фактическое завершение платонизма афинской школы, связанное с ее закрытием, не было ее завершением принципиальным, связанным с окончательной исчерпанностью самого данного типа философствования. В конструировании сферы сущего Дамаский в основном следовал Проклу, однако более решительно подчеркивал неадекватность всех наших представлений о том, как соотносится первоначало с низшими ступенями бытия. Известную новизну представляет также развиваемое Дамаскием в ходе толкования третьей предпосылки «Парменида» учение о душе. В отличие от Плотина, который признавал субстанциальное единство отдельных душ с мировой душой (точка зрения, принимавшаяся и в афинской школе), и Ямвлиха, учившего о разрядах душ, по-разному причастных мировой душе, существенно меняющейся при переходе от бытия к становлению, Дамаский считал, что индивидуальная человеческая душа, оставаясь нумерически единой и в этом смысле тождественной себе, есть единственная сущность, вольная изменить себя самое, т.е. обладающая не только самодвижностью, но и самоопределением в пределах данного ей вида бытия . Сходный взгляд развивали также ученики Дамаския Прискиан и Симпликий. Неполностью дошло до нас монументальное произведение Дамаския «О первых началах». Основная проблема этого сочинения (близкая, как сказано, к основной проблеме комментария к «Пармениду») — как происходит переход от всецело невыразимого первого начала к низшим уровням иерархии универсума. Трактат построен в традиционной для школьного платонизма форме "затруднений и их разрешений" ( , dubitationes et solutiones) и выясняет основные принципы исхождения из первоначала. Первая часть трактата посвящена проблеме того высшего начала, которое Дамаский называет невыразимым, и единого. С невыразимым можно соотнестись только в "сверхнезнании" , поскольку первое не допускает никаких атрибутов и определений. Единое — та первая минимальная определенность начала, которая позволяет нам говорить о нем, как о начале той именно иерархической последовательности, которая приводит нас к бытию, уму, душе, природе и тому многообразию обладающих определенными качествами тел, которые даны нам в чувственном восприятии. В связи с этим рассматриваются начала единого-предела, неопределенной множественности и объединенного. Вторая часть посвящена триаде и объединенному. Триада (заданная во второй предпосылке «Парменида» — "единое есть", предполагающей три момента: единое, бытие и бытие единого) понимается как "единица-неопределенная двоица-троица, конституирующая сферу умопостигаемого в целом" (пифагорейцы), либо как предел-беспредельное-смешанное" (Платон), либо как "отец-потенция-ум" («Халдейские оракулы»). Рассмотрение триады по существу является рассмотрением проблемы появления бытия, которое является единым и многим. От невыразимого первого единого Дамаский отличает второе единое и третье . Дамаский рассматривает его как смешанное платоновского «Филеба». "Смешанное" Платона — просто: оно не есть результат сочетания предела и беспредельного. Тем не менее мы можем выделить наряду с ним и в его пределах пару монада-диада, и смешанное оказывается первым объединенным, или бытием, или — первым умопостигаемым. Именно как таковое Дамаский и рассматривает смешанное, и в пределах данной сферы рассматривает триаду пребывание-исхождение-возвращение, каковые суть три вида деятельности в пределах одной и той же реальности. После этого в связи с проблемой умопостигаемого идет речь о проблеме множественности, которая в пределах умопостигаемого рассматривается не как таковая, а как принцип действительной множественности в низших сферах. Третья и последняя часть дошедшего до нас текста трактата «О первых началах» посвящена проблеме исхождения. Дамаский рассматривает, как в умопостигаемом бытии предсуществует множество сущих, живых существ и умов. От принципиального рассмотрения этой проблемы Дамаский переходит к анализу традиционных теологий: халдейской, орфической, Гомера, Гесиода, Акусилая, Эпименида, Ферекида Сиросского, а также восточных -вавилонской, персидской (магов), сидонян, финикийцев, египтян. Это глобальное возвращение к древнейшим и авторитетнейшим традициям символическим образом завершает дошедший до нас текст Дамаския. Последний схоларх афинской школы платоников специально рассматривает проблему возвращения и в чисто концептуальном плане, что представляет безусловный интерес для проводимого здесь подхода к истории античной философии, начавшейся с сакрализации текстов Гомера и "древнейших теологов" и завершающейся их глобальным осмыслением. Приведем некоторые размышления Дамаския о возвращении. "Познаваемое является предметом стремления для познающего; следовательно, познание есть обращение познающего к познаваемому, а всякое обращение есть соприкосновение. Обусловленное некоторой причиной соприкасается с самой причиной или на уровне познания, или на уровне жизни, или на уровне самого бытия, причем обращению на уровне познания предшествует обращение на уровне жизни, ему — обращение на уровне бытия, а до названных отдельных обращений существует обращение и прикосновение как таковое, причем оно либо тождественно знанию как таковому, либо вернее — единству, которое ему предшествует, поскольку единое также предшествует и уму, и жизни, и бытию, даже тому, которое всецело объединено. Таким образом, единство — за пределами каждого вида знания. Вот почему обращающееся к единому обращается к нему не как познающее и не как к предмету познания, но как единое к единому, причем посредством единения, а не познания, потому что и следует к первому обращаться посредством первого обращения, тогда как знание не является первым, а по крайней мере третьим; и оно скорее является общим для первых трех, а вернее — предшествует и ему" (I, 72-73 Westerink). "Ум, претерпев в себе самом разделение, стал целиком и во всех своих частях знающим и знаемым, потому что, будучи разделенным с самим собой и остановившись в таком разделении, он посредством знания сохраняет связь с самим собой... Но он и к единому устремляется посредством знания... Восхотев соприкоснуться и сочетаться с ним, он свел все свое знание в единую сводку всех знаний и, произведя одно объединенное знание, изо всех, так сказать, сил стал устремляться к предмету своего знания, который поистине неразделен... И хотя он устремился к нему как знающий устремляется к предмету своего знания, поскольку он удален от него, однако же, соединившись с ним и достигши его, он понял, что это соединение не есть соединение знающего с предметом его знания, а бытия с бытием: оказалось, что восхождение к нему — бытийное, а к себе самому — скорее в знании" (II, 154-155). "Нелегко человеку — в особенности пока он еще живет здесь, на земле — проводить такой род умопостижения, однако же мы стремимся хотя бы каким-то образом, но все-таки созерцать и тамошнее, сокрытое в тамошней глубине и как бы размытое (во всяком случае, для нашего взора), попытавшись охватить тамошнюю природу так, как можем, то есть еще не сведя на уровень единого умопостижения, который мы выше назвали средоточием всех постижений... И тем не менее мы любим хотя бы так узревать его и именовать: с одной стороны, как не само единое мы называем его множественным, с другой, поскольку оно все же оказалось единым, применяем к нему имя приобретшего единство. Но тамошняя природа - едина..." (III, 89-90). "...и тогда, убоявшись этой растерзанноcти наших мыслей, поистине чудовищной и титанической (причем растерзанности не в сфере делимого ума, а той, что нечестивым и бесконечно дерзостным образом проявляется по отношению к целиком и всецело неделимому), мы довольствуемся восприятием триады; рискуя быть совлеченными к крайнему разделению и ограничивая себя в таком падении, мы дерзаем предицировать умопостигаемому тройное разделение, потому что хотим ограничить наши понятия, не способные к большей собранности, однако не могущие также и отказаться от умозрительных построений в умопостигаемой сфере в нашем страстном влечении к исходным причинам природы в целом" (III, 91-92). Стремление Дамаския вернуться как к подлинному первоистоку всего мироздания, так и к тем священным текстам, которые символизируют полноту человеческого вмещения божественной мудрости, является кульминационным пунктом многовековой традиции позднеантичной философии, которая шла к своему завершению. Историк Агафий сообщает, что после издания эдикта Юстиниана 529 года о закрытии языческих философских школ Дамаский из Сирии, Симпликий из Киликии, Евламий (или Евлалий) из Фригии, Прискиан из Лидии, Гермий и Диоген из Финикии, Исидор из Газы — "достойнейший цвет нашего времени" — покинули византийскую империю по причине преследования язычников и обрелись при дворе персидского царя Хосрова. Намерение укрыться у персов было продиктовано вполне реальным расчетом на известную благосклонность персидских царей к греческой культуре, примером чего была школа несториан в Нисибиде. Однако в 532 году персы заключают мирный договор с Юстинианом, один из пунктов которого обеспечивал философам возвращение на родину и гарантировал им отсутствие преследований за их взгляды. Вероятнее всего, как уже упоминалось в хронологическом обзоре, философы возвратились в ближайшие к персам пределы Византийской империи — в Харран (Карры), город в Месопотамии в 30 километрах на юго-юго-восток от Эдессы. Ориентированный на языческие верования Харран был в оппозиции к христианской Эдессе. Последний языческий храм в Харране был разрушен в 1081 году, и еще в Х веке здесь была известна философская школа платоников. Оснащенная необходимыми текстами, школа платоников в Харране поддерживала уровень греческой языческой учености и стала одним из важных путей ее распространения на Востоке. Дамаский умер после 538 года, но ни место, ни точное время его смерти неизвестно. ... смотреть

ДАМАСКИЙ

?????????) (6 в. н.э.) – древне-греч. философ афинской школы неоплатонизма, один из представителей школы Прокла. Из многочисл. соч. Д., частью не дошедших до нас, частью недостоверных, мы обладаем двумя памятниками большого историко-филос. значения: "Трудности и их разрешения относительно первых принципов" и "Жизнь Исидора" (Исидор – учитель Д. и его предшественник в Академии платоновской). Д. интенсивно развивал диалектику и мистику Прокла и в этом смысле завершил антич. неоплатонизм. Д. учил о трех Единых, из к-рых одно – абсолютно непознаваемо, другое – "одно – все" и третье – "все – одно". После этого третьего Единого начинается у Д. противоположение монады и диады и переход к сущности. В дальнейшем его система во многом повторяет Прокла. Однако у Д. еще более подчеркнута идея совпадения противоположностей, так что часто образуется перевес неразличимого и сплошного над различимым и раздельным. Диалектика единства противоположностей переплетается у Д. с мистицизмом. Соч. Д. еще очень мало исследованы. В 529 по распоряжению имп. Юстиниана в Афинах была закрыта платоновская Академия; ее представители вместе с Д. бежали в Иран к шаху Хосрову I, где положили начало средневековому неоплатонизму. Соч.: Damascii successoris dubitationes et solutiones de primis principiis..., Pars 1–2, ed. С. A. Ruelle. P., 1889. Лит.: Zeller E., Die Philosophie der Griechen..., Tl 3, Abtl. 2, 5 Aufl., Lpz., 1923, S. 901–08. А. Лосев. Москва. ... смотреть

ДАМАСКИЙ

(p. между 458-462 ум. после 538), греч. философ-неоплатоник, последний схоларх платоновской Академии. Учился в Александрии и Афинах. Автор многочисл. соч., из к-рых до нас дошли «Затруднения относительно первых начал и разрешения их», комментарии к «Пармениду», «Филебу», «Федону» Платона и часть комментариев к трактату «О небе» Аристотеля (дополнен и издан его учеником Симпликием). Сохранившиеся фрагменты «Жизни Исидора» ценный источник но истории афинской школы неоплатонизма. Испытал влияние Ямвлиха. Полемизировал с Проклом в «Затруднениях и разрешениях», стремясь ещё резче подчеркнуть невыразимость и непознаваемость первоединого; согласно Д., после сверхбытийного первоединого идут сверхбытийные единое многое и многое единое, и только после этой ступени возможен переход к сфере бытия.... смотреть

ДАМАСКИЙ

ДАМАСКИЙ (ок . 458 - после 538), греческий философ-неоплатоник. Последний схоларх (диадох) Платоновской Академии, которую возглавлял вплоть до ее закрытия Юстинианом в 529.<br><br><br>... смотреть

ДАМАСКИЙ

ДАМАСКИЙ (ок. 458 - после 538) - греческий философ-неоплатоник. Последний схоларх (диадох) Платоновской Академии, которую возглавлял вплоть до ее закрытия Юстинианом в 529.<br>... смотреть

ДАМАСКИЙ

- (ок. 458 - после 538) - греческий философ-неоплатоник. Последнийсхоларх (диадох) Платоновской Академии, которую возглавлял вплоть до еезакрытия Юстинианом в 529.... смотреть

ДАМАСКИЙ (ОК . 458 ПОСЛЕ 538)

ДАМАСКИЙ (ок . 458 - после 538), греческий философ-неоплатоник. Последний схоларх (диадох) Платоновской Академии, которую возглавлял вплоть до ее закрытия Юстинианом в 529.... смотреть

ДАМАСКИЙ (ОК. 458 ПОСЛЕ 538)

ДАМАСКИЙ (ок. 458 - после 538), греческий философ-неоплатоник. Последний схоларх (диадох) Платоновской Академии, которую возглавлял вплоть до ее закрытия Юстинианом в 529.... смотреть

T: 182